Публикуем перевод статьи М. Тартари по подростковому возрасту
Мануэла Тартари
Доклад представлен на Конгрессе по подростковому возрасту
Le incognite dello sviluppo
В городе Аоста – Италия 12-13 октября 2001
Опубликован в Журнале ИИМ н. 31-32 Tirrenia Stampatori – TO
перевод с итальянского – Елены Шишкины
научный и лингвистический редактор – Бруна Марци
Я хотела бы представить Вашему вниманию серию размышлений, которые мы начнем с определения схемы тела, затем остановимся на концепции о бессознательной репрезентации тела, и последовательно перейдем к особому аспекту «управления» телом в подростковом возрасте.
Моя цель – показать, что под бессознательной репрезентацией тела или его образа, мы должны понимать всю совокупность разнообразных инстинктивных влечений, которые активируются попеременно, то одно, то другое, из всего множества элементов, составляющих этот образ на уровне бессознательного. Эта динамичная концепция, в которой есть генезис и эволюция.
Центром моих рассуждений будет утверждение, которое я приведу: подросток воспринимает новые части тела, которые растут и развиваются, такие как грудь и бедра (у девочек) или борода, высокий рост, пенис (у мальчиков) и проецирует на эти зоны элементы своего эдипального конфликта, хотя и не только его. В частности, подросток примеряет на свое тело, телесные образы родителей, какими он их видел в раннем детстве.
ОБРАЗ И СХЕМА ТЕЛА.
Репрезентация тела — это не только схема тела. Последнее – это объективная реальность, нейрофизиологические данные, которые типичны для всего вида (человечества), и почти идентичны для каждого из нас, в то время как образ тела варьируется в зависимости от субъекта и его личной истории, представляя собой «живой синтез наших эмоциональных переживаний», и бессознательных влечений (F. Dolto, 1996).
Когда мы говорим о схеме тела, то чаще всего подразумеваем трехмерную модель тела, которой обладает каждый из нас (P. Schilder, 1973). При этом акцент делается на неврологической составляющей, выполняющей функцию восприятие-репрезентация телесного «Я». Например, частью схемы является постуральная система, согласно которой здоровый взрослый человек всегда знает какую часть пространства занимают его тело и конечности, и поэтому он может ходить, пользоваться мелкой моторикой и т.д., без необходимости фокусироваться на том, что он делает. Тем не менее, схема тела нуждается в интеграции с либидинозными компонентами, которые инвестируют и дезинвестируют различные соматические зоны.
Схема тела и его репрезентация взаимосвязаны и воздействуют друг на друга. Например, некоторые заболевания, такие как ранний полиомиелит, могут вызывать деформацию схемы тела. У детей, заболевших до того, как они научились ходить, будет нарушенная схема, с моторной и неврологической точки зрения. Однако, заболевание может и не повлиять на образ тела, особенно в случаях, когда ребенок включен в сеть эмоциональных взаимоотношений, позволяющих ему идентифицировать себя со своими родителями, и выражать свои бессознательные желания и тревоги, связанные с моторикой.
Когда мы смотрим в зеркало, мы наблюдаем бесконечный, изменчивый калейдоскоп изображений, основанный на последовательных, а иногда противоречивых, идентификациях и проекциях. С их помощью мы пытались воссоздать образы значимых фигур нашего детства, чтобы разрешить конфликты, такие как эдипальный, выразить свой нарциссизм.
Тут возникает проблема в терминологии. Одни авторы говорят о репрезентации тела, другие используют слово образ в широком смысле, в противоположность тем, кто использует его весьма определенно, иные же, выбирают термин бессознательная фантазия. Это не синонимы, но потребовалось бы слишком много времени, чтобы разъяснить их точное значение. Лично я полагаю, основываясь на данных литературы по этому вопросу, что репрезентация предполагает преимущественно статичные данные, в то время как фантазия иногда может быть слишком обобщенной. Я предпочитаю использовать слово – образ.
В микропсихоанализе, последнее определяется как «набор репрезентаций и аффектов, которые структурируют бессознательное начиная с Ид» (S. Fanti, 1984). Пелуффо описывает образ, как «вытесненную форму отношений с объектом» (N. Peluffo, 1984). Эта форма, детерминирована ядрами фиксации, которые конденсируют представления и аффекты в виде психических шрамов, сокращающих спектр возможных индивидуальных реакций на потребности влечений (D. Marenco, 2000).
ОБРАЗ ТЕЛА
Бессознательный образ тела строится, начиная с внутриутробной жизни, на основе всех сенсорных, вестибулярных, тактильных, перцептивных, кинестетических и прочих восприятий, которые организм в процессе развития получает и обрабатывает в попытке контролировать внешние стимулы. Последующие стадии, такие как рождение, неонатальный период, ранние стадии развития, обогащают и усложняют этот набор репрезентаций и аффектов, проходя через трудности, связанные с возрастными кризисами.
Винникотт подчеркивает положительный аспект развития. Он говорит о процессе персонализации, описывая его как пребывание психики в теле новорожденного. Этот процесс формируется во время многократного кормления грудью, получая вместе с молоком, также эмоциональное взаимодействие и телесную заботу (DW Winnicott, 1971).
В этой идеи, характерной прежде всего для кляйнианской школы, и также для Биона, психическое рождение субъекта тесно связано со способностью психики, выполнять функцию контейнера для мыслей и эмоций. Эта способность приобретается в большей или меньшей степени, и основана на опыте взаимоотношений с главной фигурой первичной привязанности.
Другие авторы определяют способность к формированию ментального содержания на соматической основе уже в утробе матери, в то время, когда взаимоотношения между матерью и ребенком полностью телесные. Бессознательная связь между ними происходит, как будто через пуповину. Во внутриутробной жизни и в самом раннем младенчестве, у ребенка нет возможности отличить себя от внешнего мира. Другими словами, внешний контейнер (плацента, материнская грудь, одеяло, колыбель и т. д.) как будто составляет с ним одно целое.
Наблюдения за жизнью плода показывают очень интенсивную двигательную и сенсорную активность, намного больше, чем когда-либо предполагалось. Гаддини считает, что начало процесса дифференциации психики от тела происходит во внутриутробном периоде. Тогда, можно предположить существование соматической памяти еще до формирования ментальной.
Существует множество исследований, которые приводят нас к выводам, что внутриутробная жизнь — это очень сложный период, богатый взаимоотношениями между матерью и плодом. Он полон внезапных и травмирующих событий, достаточно лишь подумать о внезапных изменениях потока кислорода через пуповину (A. Piontelli, 1992).
Микропсихоанализ, который долгое время занимался изучением психической жизни плода, описывает базовый внутриутробный конфликт, он детерминирован различием генетических элементов, носителями которых являются мать и ребенок. Конфликт, который имел бы глубокие последствия для формирования психизма (N. Peluffo, 1976).
Эти примитивные переживания реактивируются, с каждой аналогичной ментальной конструкцией. Первоначально ребенок формирует фрагментарные репрезентации, возникающие в результате восприятий, исходящих из различных частей тела (рот, кожа, руки и пр.), связанных с ними ощущений (жар, холод, боль, наполненность, расслабление, напряжение и пр.) и вызванных эмоций (удовольствие, печаль, тоска, спокойствие и пр.) Его тело, прежде чем воспринимать или узнавать их, проявляет себя в терминах аффективной динамики, через сигналы удовольствия и неудовольствия, которые оно воспроизводит. Например, оно расширяется, сужается, изменяется в соответствии с потребностями, желаниями и конфликтами переживаемыми им.
Бессознательный образ тела становится посредником-организатором между субъектом и миром. В нем выражаются разные способы разрешения конфликтов, специфические ядра фиксации, характеристика и динамика влечений (P. Farneti, 1988).
Набор репрезентаций и аффектов, которые он конденсирует, содержит следы собственных телесных переживаний, а также переживаний, связанных с телом родительских фигур.
ОБРАЗ В ПОДРОСТКОВОМ ВОЗРАСТЕ
Подростковый возраст начинается в период, когда мальчик/девочка встречается с собственным изменившимся и сексуальным телом, и заключается в попытке интегрировать этот новый образ самого себя с предыдущим. Как и любое изменение, это вызывает тревогу, что запускает защитные механизмы, которые пытаются найти способ вернуть ранее достигнутый баланс (S. Freud, 1905).
Активируется механизм бессознательного отрицания, проявления которого мы наблюдаем, в так называемом, подростковом кризисе. Подросток все еще воспроизводит в уме детскую схему тела, и аффективную топографию, основанную на его прошлом опыте удовлетворения и неудовольствия. Он изо всех сил старается распознать этот новый приток стимулов, как часть самого себя. Неуклюжесть подростков, нарушения в моторике, потребность во внешнем признании, трудности, связанные с гигиеной, стыд, позерство, маниакальное поведение – вот некоторые из множества явных аспектов этого процесса.
Чувство собственной идентичности становится более шатким. Подросток должен отказаться от первичных объектов любви и привязанности, которые теперь находятся под массивным сигналом тревоги – защиты от инцеста. В свою очередь, поиск новых объектов приводит к перераспределению либидо, что влияет на репрезентацию внутренних объектов (D. Marenco, 2000).
Отказ от первичных объектов обедняет эго и ослабляет более структурированные идентификации в пользу более ранних, архаичных идентификаций и защитных механизмов. Этот сложный момент в жизни подростков может привести к дисбалансу. Например, при анорексии происходит вытеснение инцестуозных репрезентаций, отрицание телесных изменений, вплоть до расщепления и дезинвестиции собственного тела.
Динамика может быть очень критичной, и выражаться в стремлении к разрушению собственных половых органов, или в мучительных фантазиях, таких как фантазия о повреждении тела, или переживаться как потеря частей Эго (A. Birraux, 1993).
БУЛИМИЯ
Девушка подросток, страдающая булимией, рассказывает на сеансе о том, как она воспринимает собственное тело: «Оно всегда казалось некрасивым, во всех частях, слишком большие ступни, костлявые колени, плоская задница, талия слишком широкая, слишком большая грудь, широченные плечи, слишком круглое лицо, жидкие волосы… глаза – пожалуй, единственное, что могло бы спасти». Чтобы скрыть все это, с подросткового возраста она привыкла носить безразмерные свитера, синие джинсы унисекс и короткую стрижку. Лучше быть незаметной, лучше отказаться от веселого общения с подружками, от радости нового платья.
Во всем этом забывается, что она красивая девушка, со стройным, чувственным телом и выразительным лицом. Когда она смотрит в зеркало, она не видит себя, и в последующих сеансах подтверждается это – стопы отца, лицо матери и т. д. Это части чужих тел, которые она не любит, а скорее ненавидит, и это результат реактивации агрессивных импульсов против родителей, которые пробуждают в ней страх и тревогу. Она продолжает ненавидеть в себе то, что было скрыто на протяжении всего ее детства – то, что она была дочерью этих двоих, была продуктом их тел. Она никогда не сможет увидеть себя другой, даже после сотен пластических операций, потому что ее тело ей не принадлежит, это всего лишь театр, где происходит битва образов.
Части тела, подверженные быстрым изменениям, такие как грудь, мышечная система, должны быть впервые инвестированы нарциссическим либидо. Эти нарциссические инвестиции напоминают самые ранние, архаичные детские инвестиции, в частности, набор проекций и идентификаций по отношению к определенным частям родительских тел.
К примеру материнская грудь, она воспринималась и инвестировалась, с самого рождения. Затем, она повторно инвестировалась с множеством различных аспектов, таких как питание, удовольствие от контакта, как объект каннибалистических желаний, как знак тепла и утешения, или разрушения – как удушающая масса, и т. д. Та же самая грудь, снова появляется в построении образа тела у девушки и теперь является частью его.
Конфликт с родителями, в том виде, как он был организован в эдиповой фазе и в основании которого лежит страх кастрации, смещается на те части тела и функции, которые приобретают генитальный оттенок. Вторичные половые признаки, а также менархе, эякуляция становятся территориями, на которых повторно разыгрываются бессознательные желания и тревоги, связанные с эдиповой динамикой. Занять место отца или матери символически, принимая на себя их половые роли, также означает принятие и «обладание» их телесными атрибутами и, следовательно, активирует инфантильное эдипальное желание лишить родителя его сексуальной потенции. Желание, которое связано с телесными изменениями и пробуждается именно в подростковом возрасте, и как следствие, активирует кастрационную тревогу. Оно найдет свое выражение в связывании определенных соматических частей, или в ограничении их функций. Таким образом, подросток трансформирует их в места конфликта.
Когда тело становится полем битвы между противоречивыми идентификациями и проекциями, на карту может быть поставлена жизнь или психическое здоровье. Агрессия по отношению к частям собственного тела, которые бессознательно могут переживаться как чужеродные, может привести к саморазрушительному поведению, которое трудно остановить.
ПСИХОТИЧЕСКОЕ ТЕЛО
Одна пациентка-подросток, пришла в анализ после сильного кризиса деперсонализации, который случился сразу после пластической операции по удалению маленькой горбинки на носу. После снятия повязок, ее лицо как будто больше не принадлежало ей, и она впала в состояние тяжелых душевных страданий. Ее история рассказывает нам, что операция была попыткой выйти из затяжной депрессии, которую не замечала ее семья, и начавшейся после серьезной болезни в результате которой, еще будучи подростком, она провела в больнице более шести месяцев. Ее родителям пришла идея помочь ей вернуться к нормальной жизни, «подарив» ей идеальный нос. Анализ показал, что горбинка на носу, удаленная в ходе операции, ассоциативно была связана с такой же горбинкой у ее матери.
Она всегда хотела избавиться от этого раздражающего наследства. Но, прежде всего, это относилось к той части, пугающей и желанной, которая в фантазии символизировала фаллическую мать. На нее девочка проецировала свои детские страхи и желания. Тяжелая болезнь вызвала глубинные изменения в психике и реактивировала некоторые вытесненные ядра. Таким образом, операция на носу стала видимым следом от раны, навсегда отделившей ее от фантазии о всемогущей матери и возможности быть похожей на нее. Тем не менее, эта операция не помогла обрести ей собственное лицо и изменить представления о мире.
В общем, такие игры в подражание, довольно часто появляются в ассоциативном материале сессий и являются очевидным аспектом внутренней динамики, целью которой является наложение проективной идентификации на соматическую основу. Роль этой основы может выполнять какая-либо часть тела и со временем меняться, следуя за судьбой влечений и их трансформацией.
Бессознательный образ тела содержит, для каждой своей соматической части, наделенной определенным смыслом, наборы остаточных репрезентаций и аффектов, которые составляют основу и непрерывность идентичности. Если эти группы подвергаются травматическому дисбалансу, субъект переживает опыт равносильный смерти, в ощущениях утраты самых архаичных внутренних объектов.
Подростковый возраст представляет собой такую проблему, хотя обычно в более сдержанной форме. В этот период каждый подросток заново переживает и выстраивает свою психическую и соматическую конструкцию.
BIBLIOGRAFIA
Birraux A., Ladolescente e il suo corpo, Borla, Roma, 1993.
Dolto F., L’immagine inconscia del corpo, Red edizioni, Como, 1996.
Fanti S., Dizionario di psicoanalisi e micropsicoanalisi, Borla, Roma, 1984.
Farneti P., Carlini G., “Il corpo nelle prime fasi dello sviluppo affettivo”, Il ruolo del corpo nello sviluppo psichico, Torino, Loescher, 1988.
Freud S. (1905), “Tre saggi sulla teoria sessuale”, Opere, vol. IV, Borin- ghieri, Torino, 1970.
Marenco D., I percorsi dell’Immagine in adolescenza, Borla, Roma, 2000.
Peluffo N., Micropsicoanalisi dei processi di trasformazione, Books’ Store, Torino, 1976.
Id., Immagine e fotografia, Borla, Roma, 1984.
Piontelli A., From Fetus to Child, Tavistock/Routledge, London, 1992.
Schilder P., Immagine di sé e schema corporeo, Franco Angeli, Milano, 1973. Winnicott D.W., “Le corps et le self”, “Lieux du corps”, Nouvelle Revue de Psychanalyse, n. 3, Gallimard, Parigi, 1971.